«Мы всегда говорим, что предварительный арест – это исключительная мера, призванная обеспечить нормальный ход уголовного судопроизводства. Предварительный арест не должен применяться, ради самого предварительного ареста. Я на каждом судебном заседании утверждаю, что предварительный арест должен быть не только законным, но и разумным. И вот, спустя четыре месяца, я говорю, что он должен быть и гуманным. Ведь Григорчук и Амербрег томятся уже почти четыре месяца в сложных условиях», - заявил Аронов.
Адвокат указал на то, что при такой категории дел суд должен отдавать приоритет личной свободе Григорчука и Амерберга, а защита воображаемого правопорядка должно остаться на факультативном уровне.
«Судьи смотрят на меня с понимаем, однако про себя, наверное, думают: тужься, тужься глупец, мы все равно сделаем по-своему. И делают они по-своему уже почти четыре месяца. Они адвоката превратили в статиста, который, по их мнению, должен являться для галочки. Поэтому я и говорю, что традиционные, правовые рычаги давления дают сбой. Поэтому я считаю, что этот вопрос нужно решать на политическом уровне, и если мы будем делать акцент на это направление, это будет говорить о том, что правовые рычаги не работают, а судьи не разбираются в этих вопросах, либо не хотят разбираться»,- добавил адвокат.
Он также напомнил, как на одном из судебных заседаний по делу Григорчука и Амербрега судья Елена Карпенко вошла в совещательную комнату, через минуту вышла с мобильным телефоном и ушла в неизвестном направлении, а спустя некоторое время вернулась и начала готовить вердикт.
«Судья удаляется в совещательную комнату, и по закону может выйти только с вердиктом. Ведь совещательная комната это святая святых любого суда, там, в четырех стенах, решается судьба человека. Место, где судья остается наедине с собой и со своей совестью, и никто не вправе там его беспокоить. В экстремальных случаях закон не запрещает судьям удаляться из совещательных комнат, однако при таком громком деле судья могла бы и воздержатся»,- отметил он.
Аронов поведал о воспоминаниях юриста из царской России: «Однажды слушалось дело его подзащитного. Судья удалился в совещательную комнату, однако вскоре понял, что захотел в туалет. Он, глянув через окно во двор, где находился туалет, понял, что выйти не может, так как там находились родственники, адвокаты, прокуроры. В итоге судья не вышел в туалет и отправил своего помощника, за чистыми вещами. Вот что такое судейская этика!»
«К сожалению, на этом примере мы понимаем, как далека наша юстиция о тех стандартов, которые мы позиционируем, как европейские. Я считаю, что нарушение Конституции и презумпция невиновности создают большую угрозу для правовой безопасности страны, и даже могут привести к распаду государства. Поскольку в условиях, когда не работают правовые институты и экономика – человек чувствует себя незащищённым и пытается решать вопросы на неформальном уровне, в стиле девяностых. Это говорит о слабости государства, и в конечном итоге может привести к его разрушению. Поэтому забота о правовой безопасности страны и преобладании прав личности над интересами государства должны быть приоритетом для тех, кто находится сейчас у власти», - заключил адвокат.
Прокурорские преследования Григорчука и Амерберга стали самым скандальным процессом в новой истории Молдовы. Безосновательность обвинений, явная надуманность поводов для лишения свободы политзаключенных, открытое игнорирование норм Закона, Права и Прав Человека сделали участников процесса одними из наиболее известных и обсуждаемых персонажей в СМИ и соцсетях. За три с половиной месяца с начала политических репрессий прокурор Морарь, его подчинённый Буника и судья Елена Карпенко приобрели устойчивый образ жестоких преступников, презирающих законные и моральные нормы, опасных для любого из граждан Молдовы своей возможностью лишить прав и свобод лишь на основе собственных «разумных подозрений». Одновременно политзаключённые приобрели в глазах общественности образ героев, невинных жертв полицейского произвола и мучеников, на месте которых в условиях жёсткой диктатуры может оказаться каждый гражданин Молдовы.
